Рустам Валеев - Южный Урал, № 31

Глубоко проваливаемся в рыхлом, сыпучем снегу. Темные очки запотели. Во рту пересохло.

— Кавказское солнышко, — чуть слышно говорит Камал.

Солнце печет, будто хочет отдать все тепло, которого мы не видели, пережидая много дней непогоду.

Идти все труднее. Перед глазами у меня рюкзак и однообразно поднимающиеся и опускающиеся ноги Камала.

Вершинные скалы кажутся просто раем!

Вот и тур — пирамидка из камней. Внутри консервная банка с запиской восходителей.

А вокруг все то же неспокойное море вершин! И каждая по-своему хороша и красива. Вон мрачной стеной чернеет Джигит, а рядом с ним, как паук, раскинул свои щупальцы и гребни Каракольский пик. А это? Джеты-Огузская стена? Она самая. Белая иззубренная громада приковала наши взоры. Вот это стена! На добрых два километра подняла она пилу своего гребня над ущельем!

Как чудесно гармонирует нежная зелень лесов и альпийских лугов со смуглостью скал и белизной вечных снегов, с голубизной облаков и сине-фиолетовым оттенком неба!

Пишем свою записку. Натопили воды, подкрепились. Прощальный взгляд вокруг. И вниз!

Пока спускаемся быстро. У башни небольшая задержка — забиваем крюк, чтобы спуститься по веревке к месту нашей ночевки. На заснеженных скалах наш стремительный спуск замирает — коварны эти скалы. Малейшая неосторожность может привести к непоправимой беде. Тщательно ощупываем каждый камень, прежде чем поставить на него ногу или опереться рукой. Недаром поется: «Подъем тяжелый — труднее спуск».

Начинает сказываться напряжение — руки дрожат. Скорей бы лед! Еще вчера я с проклятиями думал о нем во время подъема, — сегодня не дождусь, когда мы дойдем до него. Там спуск проще: забил крюк, навесил веревку и спускайся по ней!

Слаженно и быстро проходим ледовый склон и бежим вниз к леднику. Нам еще придется петлять среди его громадных трещин, но это уже кажется простым. Мы надеемся, что наши вчерашние следы сохранились.

— Смотри, Саня, ребята идут!

Далеко впереди четыре черные точки.

— Это камни, небось.

— Опять ты невнимателен! — укоризненно бросает Камал. Я вспомнил, что вчера там не было никаких камней. Вглядываюсь — точки двигаются.

— Идем быстрее, им тяжело подниматься.

Усталости как не бывало. Почти бегом спускаемся к друзьям. Хорошо, что следы наши, хотя и плохо, но сохранились, и мы не тратим времени на поиски выхода из лабиринта трещин.

Радостная встреча! Как обычно, все говорят разом — и никто не слушает. Обнимаемся с Камалом и поздравляем друг друга с победой.

Ребята ни за что не хотят оставить нам наши рюкзаки. Насилу уговорили их. Возбужденные, с шутками спускаемся к лагерю.

У палаток выстроились участники экспедиции.

— Смирно!

Камал — начальник спортивной части нашей экспедиции — докладывает дежурному по лагерю:

— Товарищ дежурный! Спортивная группа успешно совершила восхождение на пик Аютёр!

— Восходителям на пик Аютёр наше физкульт-…

— Ура! Ура! Ура! — шум горной речки потонул в этом радостном крике.

Традиционное какао давно готово.

— Ну, с днем рождения, Саня! — говорит Камал, поднимая кружку.

И я внезапно вспомнил, что сегодня действительно день моего рождения.

— Спасибо, Камал! Спасибо тебе, товарищ!

ЭТИХ ДНЕЙ НЕ СМОЛКНЕТ СЛАВА

Василий Муравенко

МОЛОДОСТЬ АТАКУЕТ

(К 40-летию комсомола)

Поезд подошел к перрону, коротко загудел, задымил, остановился. Подхватив свои чемоданы, сундучки, мешки, пассажиры устремились к вокзалу. Увлеченный людским потоком, парень в больших, наверное, отцовских сапогах и в ватной куртке тоже спешил и пробирался вперед. И, только перешагнув порог вокзального помещения, он замедлил шаги и оглянулся с некоторой растерянностью.

Пронеслась грузовая машина, вторая, третья… Калмыков рассеянно смотрел им вслед.

Он долго бродил по улицам Свердловска, стоял перед газетными витринами. Два слова особенно часто повторялись в заголовках статей: уголь и металл. «Страна должна получить металл!» «Горняки выступают во всесоюзный поход за уголь!» «Домнам и мартенам страна предъявляет счет на металл!» «Стройки металлургических гигантов — кровное дело народа!»

Уголь… Металл… Строительство металлургических гигантов…

Впоследствии сам Калмыков не смог отдать себе ясный отчет, что определило его выбор и почему он предпочел Магнитогорск.

Шел 1929 год. Героическая пора, когда в величайшем напряжении сил страна воздвигала первые цитадели социалистической индустрии. Но особой заботой и любовью окружил народ стройки около горы Магнитной и под Кузнецком.

«Под контроль общественности — все заказы для Магнитостроя!»

«Вся страна должна строить Магнитку и Кузбасс! Добровольцы — на стройку!»

Изо дня в день требовали, повторяли, напоминали об этом крупные строчки на газетных листах.

Тамбовский комсомолец Виктор Калмыков, вместе с первой партией молодых строителей, ехал к будущей площадке гиганта металлургии.

Суровые Уральские горы тянулись за окнами вагона, потом потянулись такие же суровые уральские степи. В 147 километрах от Магнитки, на станции Карталы остановился поезд. Дальше железной дороги не было. Здесь разгрузился первый эшелон. Его уже ожидали подводы. Обоз в полторы тысячи лошадей двинулся в путь. Он вез людей, продовольствие и инструмент.

Долгим был путь по зимней уральской степи. Дорогу для обоза прокладывали люди. Они шли, утопая в снегу по пояс. Но люди шли. Казалось, не было конца этому пути. Никто не отстал, не струсил. Десятого марта обоз прибыл к горе Магнитной. Здесь у подножия и на ее склонах разместился первый палаточный городок.

Здесь же через несколько дней секретарь ячейки Миша Мокрицкий открыл первое комсомольское собрание.

Минула зима с ее заносами, с ее ледяными ветрами, пришла короткая уральская весна. Ожила, преобразилась степь.. Артели рабочих — плотников, землекопов, каменщиков, бетонщиков — с кирками, лопатами и топорами приступили к земляным работам, к возведению первых домов и бараков, — началась планировка заводской площадки.

18 мая первые взрывы аммонала возвестили о начале вскрышных работ на горе. Вспыхнула первая электрическая лампочка, заработал первый электромотор, первый насос подал строителям воду.

С каждым днем все учащеннее бился пульс жизни строительства, все мощнее начинала звучать симфония труда. Все новые и новые звуки вплетались в нее: то заработала первая бетономешалка, то сжатый воздух вдруг со свистом вырывался из шланга, то, вгрызаясь в каменную почву, заскрежетал стальными зубьями ковша первый экскаватор.